В.М.Михеев

РУССКИЙ ПЕЙЗАЖ В ГОРОДСКОЙ ГАЛЕРЕЕ П. И С.ТРЕТЬЯКОВЫХ (1894)

[“Артист”, 1894, март, № 35, с. 132—133.]

...Если мы имеем патриарха мариниста в лице И.К.Айвазовского, то хотя и более молодой, но не менее плодовитый И.И.Шишкин — истинный патриарх лесов в нашей живописи.

Кто знает эту характерную седую голову, уже много лет склоненную над изображением леса, кто изучил эти изображения в бесконечном количестве картин и этюдов, для того образ этого патриарха лесного пейзажа имеет необыкновенно яркую характерность и цельность... Еще недавно выставка его этюдов подвела как бы итог его многолетней деятельности.

Действительно, целые годы, не опуская рук, работает г. Шишкин над воспроизведением всевозможных подробностей нашего леса. Мастер рисунка, он долгое время вел борьбу с недостатками своего дарования: с некоторой сухостью и бедностью колорита. И недавно, на одной из последних передвижных выставок, появился истинный трофей победы его в этой борьбе: прошлогодний валежник, мы не помним, к сожалению, точного названия, поросший новой сочной зеленью мхов, заткавшей его мелкими бархатными листьями, изображенный И.И.Шишкиным с такой свежестью колорита, какой у него еще никогда не бывало. Эта картина, выставленная в прошлом году в Москве, находится теперь на передвижной выставке в Петербурге.

[...] Шишкин именно изучил лес; он исследовал все его подробности, но не воспел его, как воспели море, каждый по-своему, гг. Айвазовский и Судковский [Судковский Руфин Гаврилович (1850—1885) — живописец. Маринист. Учился в Академии художеств (1868—1870 ?). В 1879 г. получил звание классного художника первой степени.]. Быть может, сам этот северный “дремучий лес” менее настраивает душу на лирический порыв, чем море; быть может, бесконечно богатый и разнообразный в своих подробностях, он под тенью своих ветвей так манит к здоровому, спокойному созерцанию его тайн, что личность его созерцателя постепенно исчезает, и только природа леса охватывает всецело художника.

Именно такое впечатление относительно процесса творчества И.И.Шишкина производят на нас его работы. Он в большинстве своих произведений несколько сух и скуп в колорите, поэтическое настроение как будто бы чуждо его кисти. Но зато, сколько правды и тонкого понимания в его изображениях леса! Надо долго всматриваться в его работы, чтобы почувствовать, как постепенно будто запах леса начинает отуманивать вашу голову и живая, истинно живая индивидуальная жизнь сосен, елей, ржи — под развесистыми вершинами немногих деревьев — охватывает вас своей тщательно изученной правдой.

Вглядитесь особенно в его этюды, в его “сосны”, “грибы”, в его “цветы”, “папоротники”, в его “горную дорожку”, в его “камни” и “ручей”... Уйдите взглядом в этот седой туман лесной дали, в “Медвежье семейство в лесу” или в прихотливую чащу его “Дебрей” и вы поймете, с каким знатоком леса, с каким сильным объективным художником имеете дело. И если цельности вашего впечатления помешает что-нибудь в его картинах, то никак не деталь леса, а, например, фигуры медведей, трактовка которых заставляет желать многого и немало портит общую картину, где поместил их художник. Очевидно, мастер — специалист леса далеко не так силен в изображении животных. Впрочем, он ими и не злоупотребляет. Входите смело в его дебри и рощи; в большинстве случаев вы будете там одиноки. Объективное спокойствие их изображений охватит вас тишиной и миром, и вы забудете о всем живом в глуши и тени дерев.

Да, несмотря на несомненную объективность и сухость большинства работ г. Шишкина, точность изображений, их правда действует непобедимо на зрителя, целостно охватывает его внимание и приковывает к себе его глаза. Г. Шишкин не поэт леса, он его тонкий, глубокий бытописатель.