Просьба о совете
Н. Н. Хохряков к И. И. Шишкину от 14.04.1889 г.
Вятка. 14 февраля 1889
Добрый и дорогой Иван Иванович!
Так совестно мне, что столько времени здесь живу и ни разу не собрался написать Вам, но лучше поздно, чем никогда, и сегодня хочу что-нибудь написать Вам.
Приходится начинать с тех пор, как уехал из Питера. То лето я не рано мог уехать в деревню. Поселился я около одной мельницы, на которой когда-то жил летом у дяди, который там служил.
Тогда, что было прежде там, я не нашел, лес повырублен, стало как-то пусто и неприятно. Я начал там этюд на берегу. Возился с ним долго, хотелось хорошенько окончить, но совладеть с ним не удалось. Пробыл я там около месяца, но на беду пришлось все оставить и уехать домой — захворал серьезно дядя. Лежал он у нас и у нас умер. Эго было в августе. Чтобы как-нибудь наверстать потерянное время, начал ходить за город писать этюды. Ходить приходилось далеко, простудился еще тут, пришлось сидеть дома и взялся за рисунки, чтобы было на что выехать. Посылаю по два рисунка в Иллюстрацию и пишу Дмитриеву письмо. Жду, жду — ответа нет, опять написал — то же самое. Написал Васнецову, чтобы он справился. Пишет, что Дмитриева нет, а вместо него Навозов1. Опять прошу справиться о рисунках. Наконец, получаю от Навозова письмо о том, что и рисунки не могут быть приняты, по той причине, что в редакции много пейзажных рисунков. Пишу Васнецову и Афанасьеву2 и прошу их взять рисунки и постараться куда-нибудь их сбыть. Пока тянется эта история заболевает моя мать. Начинает кашлять, говорят, бронхит, пройдет. Прошло недели две, говорят, воспаление легких, и 15 марта ее не стало. Тяжело мне говорить об этом времени. Перед смертью несколько раз она говорила мне: "Что не напишешь ничего Ивану Ивановичу. Нехорошо. Ты ему так много обязан. Ладно, что нынче ты не уехал, а то бы тебе там было тяжелее, когда бы услышал, что я нездорова". Меня же хотя и грызла совесть, что я ничего не напишу Вам, но порадовать-то я Вас ничем не мог, ничего не сделал и писать смущался. После смерти матери получил письмо от Васнецова. Он мне сообщил, что его выбрали в члены, и послал мне иллюстрированный каталог. О рисунках говорит, что их взяли в "Север"3, напиши, что согласен по 15 руб[лей] за рисунок. Советует не унывать и работать. Я был очень обрадован, сейчас же написал в "Север" письмо и думаю, что скоро вышлют мне деньги. Пока о работе нечего было и думать, и я взялся за огородные работы и усердно возился с капустой и огурцами.
В мае получаю из Харькова письмо от Первухина4 — спрашивает, получил ли я деньги из "Иллюстрации", и если нет, то немедленно бы писал об этом заведующему конторой, какому-то Фенеру. Я удивился этому, но написал Фенеру. Потом слышу, что в "Севере" есть мне ответ, что никаких мы рисунков от А.М.В[аснецова] не получали. Вероятно, рисунки Первухин сдал в "Иллюстрацию", а Аполлинарий Мих[айлович] перепутал. Получаю от Афанасьева письмо — он сообщает, что не желаю ли я ехать на уроки к Нарышкину. В надежде получить скоро деньги, я отказался от урока. Но тщетно ждал я от этого Фенера деньги, и по сей день я их не получил, хотя, говорят, — рисунки были напечатаны. Не знаю, как их удастся получить Далькевичу5, которого я об этом просил. И так у меня пропало время, прошло лето, хотя я и пробовал некоторое время жить в деревне, но без денег это было трудно. Осенью я в полном унынии был — занимать ни у кого не хватило духу — и я опять остался. Пробовал ретушировать фотографии, и тут не повезло. Но вот получаю от Афанасьева известие, что в Москве новый журнал будет издаваться, "Гусляр"6. Заведовать будет художественным отделом Александров7. Афанасьев передал ему моих старых два рисунка. Александрову понравились рисунки. Он их взял и хотел мне написать. Хотел даже предложить постоянную работу при редакции с месячным жалованьем. Я написал Афанасьеву, что отлично, если бы Александров брал рисунки, я таким образом мог бы заработать к лету кое-что и летом приняться мог бы, не отрываясь, за работу.
Мне так хочется сделать что-нибудь здесь — хоть недаром же столько времени просидел здесь. Александров выслал мне журнал, но письма нет. О рисунках ни слова. Хочу ему написать. Горьким опытом наученный, боюсь ему послать еще рисунков. Думаю, не лучше ли послать в Питер кому-нибудь из товарищей — быть может, куда-нибудь сбудут. Теперь я подготовляю рисунки и не теряю надежды их куда-нибудь сбыть — получить бы за них несколько десятков рублей, и я был бы обеспечен на лето и работал бы не унывая с ранней весны. Как бы были рады мои домашние, если бы я здесь летом что-нибудь сделал. Сестра моя теперь поправляется после тифа, и весной я бы уехал вместе с нею в деревню — на Сивую, — куда я столько лет мечтаю забраться и не могу этого исполнить. Неужели с рисунками повторится опять старая история? Но нет, я все еще надежды не теряю и живу будущим.
У Вас теперь скоро откроется выставка. Что-то нынче Вы, Иван Иванович, написали — мне так и не удастся посмотреть. Прислал ли Карлович8 к выставке картины? Я получил от него письмо, в котором он говорит, что готовит две картины. Бедняге только трудно было писать, у него свое горе — лишился сына, жена больна. На днях я ему напишу. Не знаю только, в Киеве ли он — не уехал ли в Питер. Но думаю, что в Киеве. О товарищах кой-какие имею сведения. Про Шильдера ничего не слыхал, хоть и спрашивал о нем Афанасьева. Карлович тоже о нем не знает, но хотел ему написать — да не знает адреса. Я слышал, что летом он был на Волге, но верно ли это — не знаю. Но интересуюсь очень знать, какое впечатление на него произвела Волга и что оттуда он привез. Увидите его, передайте от меня поклон и желание мое получить от него письмо. Кланяйтесь от меня и Ивану Васильевичу Волковскому. Я от него получал поклоны через Кондопуло — спасибо ему за них, — как он поживает? Кондопуло я порядочно давно не видел — ходить мне никуда нельзя было пока хворала сестра, а теперь, хотя и можно, да как-то не могу собраться.
Передайте почтение Виктории Антоновне, Лидии и Ксении Ивановнам.
Пока до свидания. Будьте здоровы. Желаю Вам всего доброго.
Ваш Н. Хохряков.
Не посоветуете ли, Иван Иванович, мне, как быть с рисунками. Послать ли их Александрову или ждать пока он вышлет за первых 2 рисунка? У меня сейчас штук шесть рисунков, и я не знаю совсем, куда их сбыть так, чтобы получить за них что-нибудь.
Как страшно жалко, что нет Полевого9 в Живоп[исном] обозрении и Дмитриева в "Иллюстрации", — я крепко надеялся на Дмитриева, когда сюда поехал.
1 Навозов Василий Иванович (1862—1919) — живописец. Жанрист. Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества (1880—1882) и в Академии художеств (1882—1886). В 1889 г. получил звание классного художника первой степени.
2 Афанасьев Алексей Федорович (1850—1920) — живописец. Жанрист. Учился в Академии художеств. С 1889 г. — экспонент, с 1918 г. — член Товарищества передвижных художественных выставок. Был директором Пензенского художественного училища им. Н.Д.Селиверстова (1905—1909).
3 "Север" — петербургский еженедельный литературно-художественный журнал (1888—1914).
4 Первухин Константин Константинович (1863—1915) — живописец, пейзажист. Учился в рисовальной школе М.Д.Раевской-Ивановой в Харькове и в Академии художеств (1886). С 1899 г. — член Товарищества передвижных художественных выставок.
5Далькевич Мечислав Михайлович (1861—1941 или 1942) — рисовальщик и живописец. Иллюстратор, художественный критик. Учился в Академии художеств (1876—1882).
6 "Гусляр" — московский еженедельный иллюстрированный журнал (1889—1890).
7 Александров Николай Александрович (1840—1907) — журналист, художественный критик. Издавал и редактировал петербургский "Художественный журнал" (1881—1887).
8 В.К.Менк.
9 Полевой Петр Николаевич (1839—1902) — писатель, историк литературы. Издавал и редактировал журнал "Живописное обозрение" (1882—1888).